Форум » Архив » Бал в честь испанских послов. » Ответить
Бал в честь испанских послов.
Anne Boleyn: Время действия: март 1522 года. Точная дата опускается. Место действия: Тронный зал Вестминского дворца. Действующие лица: Anne Boleyn Henry VIII Gutier de Fuensalida Catherine of Aragon подразумевается как NPC
Ответов - 4
Anne Boleyn: В Англии ей было скучно. Конечно, Лондон не сравнить с развратным Парижем. Мэри повезло меньше - считала Анна, нежась в постели в каким-нибудь французским красавцем, с которым оттачивала всю ночь приемы французской любви - та вернулась в Англию 3 года назад, ее отозвала уже вдовствующая королева Франции, роза Тюдоров - Мария. Однако все же несколько лет, после смерти того престарелаго французского короля Людовика, она потешалась не меньше своей младшей сестры. В Париже они были вольны - родители были за морем и вся связь заключалась в еженедельных скучных письмах, где мать напоминала о благочестии, а отец грозился скорым браком. Да, все-таки Мэри повезло меньше... 4 февраля 1520 года она вышла замуж за некого Уильяма Кэри. Старый, по сравнению с Мэри, мужлан, с кучей связей и громким именем, приближенный короля, да-да-да, все это чудесно, но это противоречило всем принципам и понятиям жизни Анны. При мысли о браке по расчету и без капли любви ей становилось дурно. Слава небесам, она младшая дочь своего отца. Но радоваться пришлось недолго. По всему Парижу ходили слухи о новой фаворитке Генриха - и ей стала не кто иная как Мария, родная сестра Анны. Еще одна из рода Болейн тайно скрежетала зубами. Нет, она вовсе не собиралась занимать место любовницы короля, все прекрасно знали характер Его Величества, да и сама девушка симпатии особой к нему не проявляла. Просто неприятное чувство, причину и смысл которой ей было сложно понять из-за столь юного возраста. Генрих приезжал в Париж к Франциску, но переговоры не увенчались успехом - Француз был слишком самолюбив, Англичанин был слишком горд. Да бы не усугублять свое положение при дворе французской королевы, Анна вернулась домой. Хотя на самом деле причиной возвращения был внезапный вызов девушки домой. Отец нашел ей партию, на его взгляд, выгодную, и девушке нужно было срочно разрешить эту проблему. Лорд Баттлер ей не понравился, брака по расчету без грамма любви она допустить не могла - с Божьей помощью ей удалось разорвать помолвку. Она добилась чего хотела, но в Англии ей было скучно.
Gutier de Fuensalida: Английские слуги были глупы и ленивы. А еще нечестивы, вороваты и необразованны. И это если не обращать внимание на их неуклюжесть и неопрятность. Поэтому Эстебан Асеведо, вот уже двадцать лет состоявший на службе у семьи де Фуэнсалида, не считал излишним прикрикнуть на нерадивых работников, а то и пригрозить им палкой. Предстояло еще занести оставшиеся вещи господина, распаковать, проветрить и почистить туалет на вечер, распорядиться по поводу обеда и еще тысячи, миллионы других важных и неотложных дел. А времени до начала официальных церемоний с каждой минутой становилось все меньше. Асеведо покосился на дверь, за которой скрылся его господин, и несколько мгновений раздумывал, не постучаться ли? Было бы неплохо договориться с хозяином о найме еще нескольких слуг, горничной и конюха (дон Гутьер предпочитал путешествовать налегке, не таская за собой штат прислуги), но Асеведо мешкал. Сразу по приезде его господин заперся у себя, как поступал каждый раз, приезжая на новое место. Что он там делал, Эстебану было неведомо. Наверное, молился. Несмотря на все уважение, которое он питал к своему хозяину, Асеведо такая набожность казалось чрезмерной. Ведь дон Гутьер проводил в молитвах почти все свободное время! - Если уж так тянет посвятить себя Богу, мог бы стать священником, а не послом, - незлобно проворчал Асеведо и приложил ухо к двери, прислушиваясь. До него донеслось какое-то невнятное бормотание, что лишь укрепило его уверенность в правильности своей догадки. Эстебан сокрушенно покачал головой и пошел дальше по коридору, решив пока не отвлекать господина. Асеведо ошибся - дон Гутьер и не думал молиться. Он вышагивал туда-сюда по комнате, нервно теребил золотую вышивку на камзоле, и в душе его не было покоя. - Четырнадцать лет, - раз за разом повторял он себе. – Прошло уже четырнадцать лет. Мысли его, подобно ему самому, метались от одного предмета к другому. Шутка ли, снова оказаться в Лондоне, снова в качестве посла, но уже не Кастилии и Арагона, а Священной Римской Империи. Сколько знакомых лиц он встретит тут? Едва ли много, ведь прошло столько лет, а воля судьбы так причудлива. И все же снова этот город, этот дворец. А король? Он видел его еще совсем мальчишкой. Каким он стал? А она..? - Король мудр, королева прекрасна, придворные послушны, солдаты храбры, слуги исполнительны, народ доволен, границы нерушимы, сопредельные державы миролюбивы, а Господь Бог всемилостив и всепрощающ, - голос посла опустился до шепота. Дон Гутьер упал на колени, перекрестился и неистово заговорил, переходя с английского на испанский, а потом и на латынь. Молитва и покаяние следовали за каждой греховной мыслью, за каждым недопустимым размышлением, за каждой неугодной Господу надеждой. И да, Асеведо был прав, дон Гутьер молился часто. Когда полчаса спустя Эстебан Асеведо все-таки постучался, дон де Фуэнсалида был абсолютно спокоен.
Henry VIII: - Вы уверены в этом, Ваше Величество? - спросил посол, не отнимая взгляда от короля. Генрих встал с трона, и сделав два шага по ступенькам, повышенным тоном сказал: - Да! Я абсолютна в этом уверен, - и развернувшись, покинул зал. Он лёг на кровать, и когда открыл, в дверь вломились испанские солдаты. Генрих вынул меч, и убив двоих, был пронзит вражеским мечом. Он упал на колени.... и открыл глаза. Генрих стал с кровати очень резко, и даже не заметил как рядом с ним спала придворная дама. Вытерев глаза, он сам себе сказал: - Это всего лишь сон... - дабы успокоится, он выпил чашку воды. После этого, Генрих накинул на себя мантию, и вышел из комнаты. Он всё ещё не отошёл от сна, так что было сложно замечать всё и всех. Утром, как всегда, его ждала жена, за столом. Зайдя в зал, он медленными шагами устремился к столу. - Доброе утро, - сказал он Екатерине, пытаясь не встретится с ней взглядом. Он сел за стол, и она вслед за ним. - Доброе, но похоже не у вас, - сказал она. Генрих не удивился тому, что она заметила его настрой, ведь это мог сделать и простой слуга. Генрих взял чуть свинины, и поставил себе в тарелку. Но есть он и не собирался. Генрих взял бокал в руки, сжимая его, смотрел на часы, которые всё тикали и тикали. Этот сон, страшный сон, вселил в него страх, ведь из-за его ошибки, может погибнуть вся Англия. От размышлений его прервала жена: - Что-то случилось? - спросила она. Генрих заметил что его жена посмотрел на сжатый бокал, и сразу поставил его на стол. После этого он всё же решился посмотреть ей в глаза: - Нет, всё нормально... - ответил он. Конечно же Екатерина вряд ли его поверила, и спросила: - Ты волнуешься из-за этого бала? Это нелепо, ведь мой брат стоит на троне Испании, - сказала она, не спуская взгляд с Генриха. Генрих отвернул голову, чтоб не смотреть жене в глаза, и, еле вздохнув, сказал: - Верно, это нелепо, чтоб я волновался, - он встал из-за стола, Екатерина поступила так же. - Прости, мне нужно покинуть вас, - сказал он, и вышел из зала. Он отправился в свою комнату, где переоделся. Выйдя на улицу, Генрих вздохнул полной грудью, ведь на улице была хорошая погода. Он решил сделать одну прогулку, которая должна была привести мозги юного короля в норму. Оседлав лошадь, он отказался от эскорта, и рысью поскакал в сторону леса. Он держался одной тропинки, которая в прочем была окружена лесом. Сейчас можно было бы и поохотится, но не время, и настроение у короля совсем не такое. Прокатившись часика два, он вернулся обратно. Генрих отправился к Вузли, своему верному канцлеру. Зайдя в кабинет, он застал его за работой, которой кардинал так часто занимался. Вулзи встал из-за стола, и поприветствовал короля. - Добрый день, Ваше Величество, - сказал он, и, с дозволения Генриха, сел. Генрих подошёл к окну, и неохотно спросил: - Как обстоят дела? - и замолк. Генрих был готов сейчас выслушать любые жалобы, ведь у него на душе радостно не было, так что и подрывать никакое настроение кардиналу не удастся. - Казна чуть похудела, а в остальном всё пока что хорошо... Вас что-то беспокоит? - спросил он. Генрих понял, что не вынесет, если каждый будет спрашивать его, произошло ли с ним что-то, или нет. Он еле вытащил подобие улыбки, и посмотрев на кардинала, сказал: - Нет, всё прекрасно. - после этих слов, без всяких объяснений, Генрих вышел из покоев кардинала, и зайдя в комнату, сказал придворной девушке, с которой провёл всю ночь, или половину: - Ты должна покинуть мои покои так, чтоб тебя никто не заподозрил. Мне не нужны сплетни во время бала, тебе ясно? - спросил он, забыв про то что он должен быть милым с дамами. Короля интересовала девушка до того, как она была для него недоступной. Когда он получал желаемое, то интерес пропадал. - Да, Ваше Величество, - сделав реверанс, она покинула его покои. Генрих сел на кровать, и задумался.
Mary Boleyn: Утро должно было начаться так же, как и всегда, разве что со сменой обстановки. Мария Кэри, согласно всем традициям, чувствует пробуждение ранним утром, резко садится и выжидает несколько секунд, когда перед ее глазами появляется вспышка света. Затем, когда еще блик еще не погас, молодая женщина опускает ноги на пол и сразу же замечает горничную, которая спешит к ней, обыкновенно, помочь, но Мэри хмурым, самую малость недовольным взглядом ей откажет. Вот бывшая Болейн скоро вылезает из-под одеяла, почти моментально оступается в узкой и длинной ночной рубашке, подол которой еще и стянут прочной нитью. Пробормотав какие-то недовольства в отношении обязательности такой моды, женщина выпрямляется и совершает отклонение от обычной пьесы - получившая, возможно, эпизодическую роль сестра Анна должна тоже проснуться, как же иначе? Но вот Мари быстрым шагом, чуть ли не бегом, преодолевает короткое пространство между ее кроватью и постелью младшей Болейн, и запрыгивает, садясь рядом. Все это могут сделать слуги, но… Неужели Мария может передать им такую редкую привилегию? Ее громкий голос больно ударяет по собственным ушам, но Мария этого словно не замечает и хватает ладонь сестры: - Милая Анна, на дворе взошло солнце, и, как мне кажется, все уже встали, а ты еще только спишь! - интонация поражает искренностью, восклицание и изумление слышатся настолько отчетливо, что воображению миссис Кэри действительно не составляет труда представить себя на месте Анны. И женщина быстро поправляется, наклоняясь к уху сестры и шепча: - Неужели моя дорогая сестрица попытается спать, когда сегодня такой день? - женщина намеренно подчеркивает слово «такой», и соскочила с кровати. Безусловно, Анна проснется, а если нет, то всегда можно будет провести процедуру холодной воды. Мария никогда это ни с кем дотоле не проводила, но надо же попробовать, тем более, что это по планам выходило так эффективно и просто, что должно было быть проверено - хоть кем-то. И еще одно достоинство - сестра весь день будет свежа. Но тут ладошка Анны прикрывает ее раскрытые в зевании губы, и темноволосая разочарованно вздыхает. На секунду молодая женщина задерживается около окна и видит там небольшую, совершенно незаметную каплю крови. Интересно. Она вскидывает брови, а глаза вновь лукаво поблескивают. Откуда же могло это появиться? Мэри заходит за ширму и переодевается, не без помощи служанки. Пока ей затягивают корсет, супруга Кэри внимательно изучает свое лицо и волосы, рисуя свой сегодняшний портрет. У нее, совершенно точно, будут распущенные волосы, щеки хорошенько припудрены, создавая искусственный румянец и немного более заметные тени на скулах. Высказав все пожелания помощнице, та кивает и, по окончанию разрешения проблем с одеванием, та исполняет все просьбы молодой женщины. Теперь следующая часть плана. Бегом следуя по коридорам, Мария спускается в буфет, где осторожно и бдительно набирает в одну из многочисленных корзин различные булочки, крепы и хлеба, а затем прикрывает это полотенцем, вешая корзинку на локоть левой руки, а в правую беря кувшин с молоком. Будучи почти незамеченной, она торопится на улицу и медленно пройдясь взглядом по фасаду корпуса, и, на всякий случай, всей стене, всем окнам, решеткам и краю крыши. Вот они - один на стекле их окна, а второй на одном из пилястров слухового окна. Ночью Анна предложила вариант, что это по результатам охоты совы такие следы. Но на улице еще излишне свежо, и надо поспешить, если Мэри не хочет, чтобы булочки размокли. Женщина изучает землю, но следов какого-либо кровожадства хищной птицы она не обнаруживает и возвращается в комнату. - Завтрак подан, соня! - восклицает Мэри, входя в комнату и стуча каблучками. Сестра сидит на кровати, выпрямив спину, очевидно, в ожидании момента конца процесса застегивания корсета. Разумеется, резко подпрыгивает, когда старшая девушка настолько громко оповещает о своем приходе. Мария поднимает полотенце, и под ним открываются вкусно пахнущие, только-только из печи хлебные изделия. Женщина довольно улыбается - ведь ее никто не заметил, а это настолько чудно, поскольку сегодняшний день особенный и не должен быть чем-то испорчен. А извиняющийся взгляд или даже возмущенный может все изменить. Поставив провизию на столик у окна, темноволосая делает приглашающий жест к трапезе, а сама запрыгивает на окно, предварительно взяв в руку булочку и налив в кружку молока. - Ох, пожалуюсь на тебя королеве, так и знай, - Анна кидает в Мэри подушечку, но та ловко уворачивается, не пролив ни капли молока на чудесное оливковое платье. Она быстро выпрямляется, широко улыбается, не в силах больше высказать одобрения резвости сестренки и смеха, по причине медленного прожевывания булочки. - Знаешь, это была никакая не сова. - эффектная пауза, и Мария продолжает, отпив молока, - Это был человек, так вот. Только что я специально ходила посмотреть, и, честное слово, это был человек. Он лез по крыше, понимаешь, и остановился передохнуть, прислонившись к слуховому окну. Вот только с какими целями и куда он лез? И где успел пораниться? - последний вопрос явно риторический, пораниться было совершенно точно где. Анна отвечает на ее реплику, и глаза Марии зажигаются. Она уже открывает рот, чтобы продолжить свои рассуждения, но ее прерывает мать. Девушка недовольно махает рукой - ведь она давно готова. Долгие и легкие фантазии, великолепная игра выводят Мэри на новый раунд, и она рассказывает Анне всю правду - о том, как один из придворных сбежал от кого-то, потом в него стреляли, и вот оттуда кровь. Или же в него бросил нож разгневанный супруг, жена которого изменяла с этим казановой. Она же все это слышала. Жаль, только Анна не особенно ее понимает, но мимика, красноречие и отличный мелодичный голос Марии позволяют сестре, наверняка, все точно представить. Немного разочарованная неверием и насмешкой Анны, Мэри обиженно насупится, но пускает ее сесть рядом с собой и даже расслабиться себе. Тут из рук младшей выпадает стакан, и глаза миссис Кэри испуганно расширяются. Вся обида и недовольство улетучиваются, и женщина легко улыбается, но в глубине души уже представляет себе худший из исходов сегодняшнего дня. Так что это, скорее, вышла не милая улыбка, а натянутая, кривая ухмылка. В комнату врывается мадам де Лануа, на ее устах пылает само торжество, ее речь им исполнена. Чего же она настолько хочет, что ее настроение настолько ярко? Мария скромно потупляется, когда пожилая женщина упоминает ее. Потом нововошедшая вспоминает все огрехи сестер Болейн, словно за них всех должен будет покарать Господь. В этом слышится столько строгости, что от смеси эмоций темноволосая чуть ли не перекрещивается, падая на колени. Наконец, она соскальзывает с подоконника, обходит Анну и приближается к Франсуазе. - Мадам, уже буквально в следующую секунду после вашего прихода и я, и Анна хотели спуститься вниз, поверьте. Мы оповещены были о приезде кареты, и придали этому значение. Несколько минут, уверена, кучер и наши дорогие родственники подождут, если ждали уже столь долго, вы согласны? - она вопросительно поднимает брови, ее слова откровенны, звучат как от порядочной девушки и Франсуаза сдается. Выходя из комнаты, она последний раз бросает хмурый взгляд на сестер. После ее отхода Мария дожидается Анну, которая сама хочет исправить свою ошибку, но служанки предлагали куда более эффективное средство - подмести. Девушка выпрямляется, уходит за ширму и заканчивает марафет. Спустившись вниз под руку с сестрицей, Мэри одевает легкую походную куртку, повязывает на шею шарф и выходит. Следом за ней появляется и Анна. Девушки вместе проходят в карету и садятся, дожидаясь появления отца и матери. - Нет, я просто не понимаю, куда мы торопимся? Уж туда-то явно не следует торопиться! - фыркает женщина, забывая, что недавно думала об обратном. - Нас вывели, мы сидим в ожидании, когда появятся наши родители, хотя до этого они нас уже ждали, удивительно.
полная версия страницы